Д. Лильберн (гимназия №586): "Интернированный"

Набокова Лиза (гимназия №586): Тест на проверку знаний об истории Великой Отечественной

Савоськина Наталия (школа №16): "Победа! Победа! Победа!"

Кубышкина Ксения (школа №16): "Дни войны"

Хрипченко Иван (школа № 16): "Флот во времена Второй Мировой войны"

Жигулин Сергей (школа № 22): "Мальчик на Чужбине"

Рита Степанова (школа №16): "Боль войны"

Дарья Перешеина (школа №16): "Тяжелые воспоминания"

Даша Дымская (гимназия №586): "Снимать повешенных нам не разрешали"

Юлия Хомчук (гимназия №586): "Детство, опаленное войной (воспоминания моей бабушки)"

Катя Пиир (гимназия №586): "22 июня 1041 и 9 мая 1945 года"

Галушко Виталий (школа №16): "Мои родные на войне"

Мартюкова Лена (школа №16): "Что ты знаешь о Великой Отечественной? (опрос)

Интернированный

Эту историю рассказал мне мой случайный знакомый Михаил Игнатьевич, 74 года, побывавший во время Второй Мировой войны узником многих концлагерей и вернувшийся целым и невредимым на Родину. Хотя его рассказ и похож больше на приключенческую повесть, тем не менее, это абсолютная правда. И лично мне было особенно интересно его послушать, так как я сама была в Германии и даже посетила один из лагерей, который будет фигурировать в этом рассказе. Итак…
"В 1941 году, когда началась война, мне было 14 с половиной лет и я работал в колхозе. Уже 24 июня 1942 года в нашу деревню приехали полицаи и немцы. Мне, конечно, стало интересно, кто это там приехал, и я выглянул через калитку. Вдруг:
- Kom, kom, kom! - немецкий солдат взял меня за руку и потащил к себе.
Я упирался, а он взял и направил автомат. Тут я уже подчинился. Меня посадили в телегу и увезли в ближайший город под названием Калинович. Поместили в школу, сидели мы там сутки.
А мать в это время работала на поле. Ей сказали, что меня схватили и увезли в Калинович, мать взяла кусок хлеба, кусочек сала - и бегом туда. Но туда если впускали, то обратно уже не выпускали, вот я и кричу:
- Мама, не ходи туда, тебя не выпустят!
Мать завязала продукты в платочек и перебросила через забор. А немец-охранник сидел, расхристанный, как бандит какой-нибудь, играл на губной гармошке, и не обратил на это внимания. Я поймал узелок с едой и спрятал запазуху. Мать убежала.
А через день нас погрузили в вагоны и увезли в Германию. Ехали мы дня 4. В вагоне за нами постоянно следили 2 автоматчика.
Привезли в Берлин и поместили нас в лагерь, а через день погнали на завод. Там сначала сфотографировали, потом выдали пропуск - и работай. Я посмотрел - работа мне не по силам и убежал с двумя узниками. Охранниками были наши донские казаки, которые в 1920-х годах сбежали заграницу от советской власти. Они-то и проспали наш побег. Мы проволоку перерезали и оттуда уползли. Зашли 16 км за Берлин, но нас задержал поляк. Сдал нас полиции, и ему прямо при нас заплатили 300 марок, по 100 марок за беглеца. После этого нас поместили в штрафной лагерь, 56 суток там отсидели, и потом нас пригнали обратно на завод. Я поработал-поработал - тяжело (худой ведь был, а кормили нас "на убой" - раз в сутки). И опять скрылся. На этот раз поймали меня на станции Темпельгоф. Там была сильная бомбежка, и я увидел, как женщина-немка с ребеночком лет 4-х мечется туда-сюда. Так я схватил эту немку и свалил в канаву, чтобы бомба на нее не упала, а она заорала, пришли немцы и забрали меня. Если бы она не орала, я мог бы еще побыть на свободе, а так…она испугалась, что я русский и что толкаю ее в канаву.
После того, как меня снова поймали, начались допросы. И представьте себе - я немцев не восхваляю! - но немец пальцем нас не тронул! Только полицаи наши выслуживались, русские, из Харькова. Помню, Нырко такой был, переводчик. Он бил здорово! И так бил! Прямо сшиб меня со стула, а немец, пожилой мужчина, говорит:
- Du, Schwein, genug! Das ist noch Junger! (Хватит! Он еще ребенок!)
А тот - еще. Тогда немец толкнул его самого в стену.
А я опять убежал и опять на Темпельгоф меня поймали. И все, на этом моя гражданская жизнь закончилась. Посадили в штрафной лагерь, потом - в другой, потом - в третий, а оттуда увезли в Чехословакию. Там мы месяца 3 делали какой-то тир. И после этого опять - в Гроссгамбургштрассе (так я запомнила - прим. Лильберна) привезли и оттуда - в Дахау. И оттуда убежать уже было невозможно. Да и как это сделать? Вокруг лагеря - колючая проволока 100 на 100 мм под током 80 вольт. Кругом вышки с пулеметчиками, между проволоками - зона. Только подойдешь поближе к проволоке - эсэсовец сразу из пулемета стреляет. Когда была тревога, он кричал:
- Alles liegen, schweine! - и все.
Где тебя застали, там и ложись, а не послушаешься, получишь пулеметную очередь. Перебежек там не было даже во время тревоги.
У каждого свой номер был, у меня, например, 803803. И выкалывали их на коже только в Освенциме, больше нигде! В Дахау такого не было!
В Дахау нас подержали на карантине, а потом ночью отправили опять в какой-то лагерь. Позже выяснилось, что это был Флессенбург. Из Флессенбурга - опять в Дахау, там сформировали группу из 10 с половиной тысяч человек и отправили во Францию. Но когда американцы высадились на континент и стали подходить к нам, нас опять угнали через Рейн. Половину угнали, а половина осталась там. Нас пригнали в Страсбург, из Страсбурга - снова в Дахау. Причем кормили хорошо. Полкилограмма сыра на 4 человека. Ни хлеба, ни воды, ничего. Когда ехали в вагонах, была жара, лето, люди умирали от жажды. А в Дахау нам повезло, как раз пошел дождь. Так мы подняли куртки над головой, чтобы воды больше было, и потом выжимали эту воду и пили. Вот такая картина.
Далее опять были на карантине, а с карантина нас угнали в Гройдец (за название также не ручаюсь - прим. Лильберна). Там я был до самого 27 марта 1945 года. 27 марта, когда Прага была в опасности, немцы выгоняли нас, заключенных, вместе с войсками, чтобы их не бомбили и не обстреливали. К счастью, нас никто не обстреливал, а вот 27 апреля многих расстреляли в каменном карьере. И расстреливали власовцы. Много людей погибло, и нас потом угнали. 8 мая в городе Альтенштадт опять был расстрел, но внезапно прилетел самолет, дал очередь и улетел. Потом - опять, раз 6-8 прилетали и не давали расстреливать. Нас осталось до 400 человек, кажется, 360. После этого нас угнали.
А когда 9 мая меня освободили, я два раза от голода терял сознание. Один раз лежал в полузабытьи, смотрю, заходят двое солдат. "Бедняжка, ожил. Русак!" - говорит один. А другой спрашивает: "Почему ты думаешь, что это русский?" "Видишь, - отвечает первый, - у него волосы выстрижены спереди назад? Так стригут русским". И они ушли. Я поднялся, как будто пришел в себя и отполз от того места. Мама мне говорила: "Сынок, если кошка болеет - перенеси ее на другое место, и она поправится", вот и я также. Снова потерял сознание, а когда очнулся, смотрю - какие-то хатки полотняные вокруг и люди бегают. Я не мог понять кто они, к тому же мне в ногу впился сосновый сучок, и было ужасно больно. Наши советские врачи оказали мне первую помощь, сделали повязку, а потом взяли под руки и притащили к женщине-немке.
- Вот этот мужик, - сказали ей, - будет у тебя поправляться.
- Но у меня нет питания, - ответила она. - Все, что было, эсэсовцы приказали отравить, чтобы русским не досталось. А мы ведь тоже голодаем!..
- Придешь на кухню - будешь получать питание, - пообещали солдаты.
И я остался в этой деревушке. Неделю не вставал с постели, а немка меня кормила: поднимет голову - и кормит с ложечки.
Вдруг как-то посреди ночи я услышал немецкую мужскую речь.
- Фрау, - спросил я. - Что это я слышу вторую-третью ночь мужскую речь? Кто они такие?
Немка ответила, что это ее муж - полковник СС и его брат - подполковник. Они дезертировали из армии и уже второй месяц прячутся. Я захотел с ними повидаться. Они пришли и стали спрашивать меня: "Нас расстреляют?", а я сказал: "Зачем? Коммунисты - не фашисты, людей зря не расстреливают. Если у вас руки не в крови, то самое большое наказание будет - это лагерь для военнопленных. А, может быть, и отпустят, только сдайте оружие, личные документы и т.п.".
Они ушли, а через 2 часа вернулись с улыбками. Сразу стали накрывать стол, меня есть позвали… А я же 3 года не видел ни ложек, ни вилок! Наклонил тарелку и стал пить так.
- Das ist nicht kulturen! - говорит немка. - Ложкой надо кушать!
А потом отправили меня на Донбасс, в шахту №913. Я там пробыл год и по состоянию родителей, которые были инвалидами войны, мне разрешили уехать домой. Так я и приехал домой. Все. Война закончилась для меня".

Д. Лильберн

Победа! Победа! Победа!

Моя бабушка Мартышева Валентина Ивановна была свидетелем войны.
Когда началась война, ей было примерно 8 лет, а ее брату - 11. Ее брат заботился о ней. Они жили с мамой и папой на улице Воронежской, и место проживания все время менялось, так как жилье зависело от папы (от его места работы).
Через несколько месяцев многих детей эвакуировали. И бабушку с братом тоже. Их повезли от немцев подальше, а мама осталась в Ленинграде помогать военным. Они поехали на грузовиках через Ладогу, по пути они видели много пострадавших машин, это были и перевернутые и утонувшие и т. п. Как только они переехали Ладогу и обосновались, через некоторое время туда пришли немцы, и им пришлось уезжать. И так у них было несколько раз: как только они куда-нибудь приезжали, как немцы тут как тут.
Летом их отправили в лагерь, где они, как бабушка запомнила, ходили босиком.
Потом бабушку постригли.
Бабушка вспоминает, что как-то раз мама ехала к ним погостить и везла с собой конфеты, но по дороге какие-то хулиганы или воры прорезали ей дно рюкзака и вытащили конфеты. Когда мама приехала в лагерь, она зашла в столовую, в которой сидело много детей, и стала искать бабушку с братом, но так как бабушку постригли, она ее не узнала, и тогда к ней кто-то подошел и спросил, кого вы ищите, она сказала, что Мартышеву Валю, и ей показали, где она сидит. Когда прабабушка подошла к бабушке, то они обе очень обрадовались. После войны они вернулись в Ленинград с мамой, папой и братом. Когда бабушка была в лагере, то ее мама работала в столовой и бабушка зашла в столовую к маме, а в столовой все кричали: "Победа! Победа! Победа!" Так бабушка узнала о Дне Победы.

Наталия Савоськина (школа № 16)

Флот во времена Второй Мировой войны

Когда я попросил своего дедушку (Геннадия Ивановича Дадчикова, 78 лет) рассказать какой-нибудь эпизод из его боевой деятельности времен Великой Отечественной, он сказал: "Об этом много наговорено и написано и без меня. Довольно кровопролитий и смертей. Вам и так их слишком много показывают по телевизору, травмируя тем самым детскую, неокрепшую психику. Особенно в иностранных фильмах любят смаковать кровищу, уродливые ранения, трупные позы и прочее…"
Лишь после долгих уговоров о том, что это надо к 60-летию Победы над фашистами, он согласился.

"Воевал я на Дальнем Востоке против империалистической Японии, был в Корее, в Китае, в знаменитом Порт-Артуре, так что это связано не с Великой Отечественной, а со Второй мировой войной".
И рассказал он мне один из эпизодов, связанных с камикадзе, то есть с нападением японских летчиков-камикадзе на корабли военно-морского флота. Камикадзе - это летчики-смертники, которые направляют свои самолеты на главные объекты противника, тем самым подрывая его мощь, при этом погибая.
Вскоре как начались боевые действия Советской армии, авиации и Тихоокеанского флота против Японии в поддержку нашим американским союзникам в августе 1945 года, крейсер "Лазарь Каганович", на котором я проходил службу, стоял недалеко от Владивостока, в бухте, скрытой от налетов высокими сопками и лесами. В то время, когда вся команда обедала, вдруг раздался сигнал боевой тревоги. Крейсер - а это махина в 10-этажный дом, 192 метра в длину - в течение двух минут был приведен в боевую готовность №1.
Через несколько минут раздались залпы зенитных орудий, звуки очереди из крупнокалиберного пулемета, а потом все стихло. Прозвучал отбой боевой тревоги. Матросы и старшины быстро разбежались по кубрикам, пока обед не остыл.
На следующий день по корабельной трансляции объявили, что самолет камикадзе, атаковавший транспорт "Таганрог", водоизмещением в 18000 тон, был сбит пулеметчиком военной команды корабля с первой очереди. Самолет вместе с летчиком поднят со дна водолазами.
Был обнаружен приказ японского командования, требовавший утопить самый большой корабль, стоявший на рейде. Это был единственный случай, и больше город Владивосток никто не решался атаковать. Советские моряки громили японцев уже далеко от территории СССР.
Через несколько дней после вступления СССР в войну с Японией она капитулировала, хотя последние бои за Курильские острова закончились 1 сентября 1945 года. Именно утром этого дня сдался гарнизон самого южного из островов, сдалось 2250 солдат и офицеров.
2 сентября 1945 года Япония подписала капитуляцию.
Советская армия вернула все то, что было захвачено японцами в русско-японской войне 1905 года.
Конечно, не все бои проходили так, как описано выше. Война - явление суровое и беспощадное. И для того, чтобы избежать войны, надо иметь мощную, хорошо вооруженную и обученную армию, способную разгромить любого сильного противника. Россия - страна, которая не хочет чужого, и армия ей нужна не для войны, а для обеспечения прочного мира".
Именно этими словами мой дедушка, ныне Председатель Комитета Ленинградских ветеранов войны и военной службы однополчан закончил свой рассказ.

Хрипченко Иван (школа №16)

Боль войны

Мой прадедушка Исаев Константин Викторович был участником Великой Отечественной войны. Он стоял в обороне блокадного Ленинграда, за что получил награду. Кроме этой медали у него было еще множество различных наград, ведь он прошел всю войну от начала до конца. К сожалению, я родилась, когда дедушки уже не стало. Но моя мама рассказывала, что он не очень любил вспоминать о войне, а если и вспоминал, то всегда со слезами на глазах. На праздники его поздравляли друзья, с которыми он был рядом четыре страшных года, и они вспоминали тех, кто не дожил до победы.
Эта война унесла очень много жизней. Мой прадедушка, к счастью, остался жив, хоть и потерял здоровье, но он никогда не забывал погибших и пронес боль войны в своем сердце до конца своих дней.
Моя мама и я гордимся тем, что у нас был дедушка, благодаря которому мы сейчас живем в мирной и процветающей стране.

Рита Степанова (школа №16)

Тяжелые воспоминания

Пережитое всегда очень трудно вспоминать. Тем более если это война. Великая Отечественная.

Блокада Ленинграда унесла очень много жизней. В том числе и жизнь моего прадедушки. Много воды ушло с тех пор. Но его дочка - моя бабушка и по сей день помнит, как он умирал. Он работал на Кировском заводе. Когда многие рабочие ушли на фронт, его почему-то не забрали. Он остался работать на заводе. Но через два дня пришел домой, лег на кровать, запел песню и … умер. Вот так: с песней, легко. Это говорит о том, что дух ленинградцев было не сломить.
Воспоминания детей всегда красочные, они придают большое значение всяким пустякам. Точнее, пустякам по мнению старших. Например, моей бабушке перед войной привезли из Прибалтики копилку в виде большого зеленого зайца. Во время эвакуации, находясь в бомбоубежище, она уронила свое "сокровище" на обледеневший асфальт. Копилка разбилась на мелкие части. Это была настоящая трагедия для маленькой Танечки.
Во время войны были и свои радости. Самое яркое воспоминание моей бабушки - это елка. Детям Ленинграда устроили самую настоящую новогоднюю елку. Среди бомбежки и воя сирен дети справляли Новый год. Маленькая девочка в желтеньком пальто с коричневым воротничком и муфтой-мишкой. Что было для нее лучшим подарком? Конечно же, здоровье близких. Придя на праздник, она, как и сотни других детей, и мечтать не могла о том, что их накормят горячим ужином. А их накормили пюре с котлетой. Дали также булочку, облитую шоколадом, и какао. Этот Новый год она запомнила навсегда.
Еда была бы спасением в блокаду, но фашистам удалось разбомбить Бадаевские склады, однако люди все равно не сдали город.
Когда мою бабушку эвакуировали в Сибирь, то матрос на катере (их переправляли через Ладогу) дал ей и ее брату по сардельке. Дети были счастливы.
Это последнее воспоминание о блокадном городе. Дальше - Сибирь, много еды, тишина и покой.
Война не смогла сломить дух ленинградцев, и в 1944 году блокаду сняли.
После Победы моя бабушка вернулась в мирный город.

Дарья Перешеина (школа №16)

"Снимать повешенных нам не разрешали…"

Моей бабушке Уткиной Таисии Павловне довелось пережить Вторую Мировую Войну и выйти из нее без особых ущербов для себя. То есть, инвалидом она не стала, с этим все в порядке, но остались такие травмы, которые не излечиваются годами. Это так называемые душевные травмы, оставшиеся на сердцах у многих, кто прошел через ужасы войны. Вот сейчас я и хочу представить вам воспоминания моей бабушки о самой кровопролитной из всех войн, которые переживало человечество.

"22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война с Германией. В 1942 году в городе Твери, где я тогда жила (мне было 12 лет), по радио сообщили, чтобы все жители немедленно эвакуировались из города. И нашу семью (детей было четверо) тоже перевезли в деревню и расселили по домам. Приняли нас хорошо, а вот утром мы проснулись и увидели, что все… плачут:
- Немцы в деревне!
Так мы попали под оккупацию. Немцы ходили по домам и искали партизан (они плохо говорили по-русски и произносили только: "Бабка, партизаны! Бабка, партизаны!"), забирали скот, зерно. Когда они заходили в нашу избу, моя мама прятала всех детей в подпол. Немцы вели себя очень нагло, и, когда они спрашивали о партизанах, мама отвечала, что даже таких слов не слышала, и тогда они уходили. Иногда, когда нас не успевали спрятать, немцы замечали нас и угощали шоколадками.
Мы не выходили на улицу по вечерам: боялись, что немцы заберут. Встретишь на улице немца, боишься, а он подойдет и погладит по головке…
Но не все они были такими добрыми. Например, председателя колхоза повесили за то, что он не дал им хлеба, сказав, что его нет (а на самом деле хлеб был спрятан). Снимать его жителям не давали.
Или вот еще пример. У моего папы было два брата. И, когда как-то они пришли из леса, в котором то ли гуляли, то ли собирали грибы, немцы подумали, что это партизаны и сразу их расстреляли.
А мой брат Борис с друзьями как-то пошел на улицу, и они нашли там мину и стали ее ковырять. Мина взорвалась, и ему оторвало два пальца на руке…
Из-за того, что немцы забрали все продукты, начался голод. Мы спасались только хлебом, который спрятал тогда наш председатель.
Через шесть месяцев наши солдаты освободили деревню, где мы находились, и был освобожден город Тверь. И все мы, беженцы, поехали домой. Добирались по-всякому: кто пешком, кого военные подвозили. Но когда мы шли туда, надо же было где-то ночевать! И тогда мы заходили в блиндажи. Спали там сидя на корточках, а питались травой и гнилой картошкой, которую собирали на полях.
А придя в город, увидели - домов нет, жить негде, одеть нечего, все разрушено. Пришлось идти в райсобес, просить, чтобы дали комнатку. Ее нам дали, но все равно жутко было…
На главной площади в Твери было очень много повешенных немцами советских людей…"

И такие вещи можно было увидеть во многих оккупированных немцами советских городах того времени.

Даша Дымская (гимназия №586)

Детство, опаленное войной
(воспоминания моей бабушки)

22 июня 1941 и 9 мая 1945 года